К 75 –ой годовщине Великой Победы в журнале «На русских просторах» №2 в мае 2020 года в рубрике «След войны в моей семье» опубликована статья Виктории Дьяковой «От Невских берегов до Праги». Это пронзительный рассказ о родственниках писателя, переживших войну.
«Как многих советских людей, война не обошла стороной мою семью. Члены моей семьи встретили ее тем самым страшным утром 22 июня 1941 года, и закончили в 1945 году в Праге – кому повезло остаться в живых.
Вот их имена:
Дьяков Дмитрий Иванович, мой дед по отцу. 1912 года рождения. Артиллерист. Погиб во время бомбежки эшелона на станции Дно при обороне Ленинграда в конце лета 1941 года. Выяснилось это позднее, сначала считалось, что пропал без вести в начале 1942 года.
Дьякова Мария Васильевна. Моя бабушка. !913 года рождения. Все 900 дней блокады провела в Ленинграде. Работала на заводе, служила в ПВО. Награждена медалью «За оборону Ленинграда».
Дьяков Борис Дмитриевич, 1938 года рождения. Оставался с матерью в городе безвыездно. Ребенок блокадного города. Жив и сейчас. Мой отец.
Сальников Николай Сергеевич, дед по матери. !912 года рождения, Уроженец города Москвы. Старший сержант разведроты Четвертого Украинского фронта маршала Толбухина. Ушел на фронт 7 ноября 1941 года с Красной площади. Воевал на Кавказе, освобождал Венгрию, Австрию, закончил войну в Праге 9 мая 1945 года. Кавалер ордена Славы, награжден медалями «За оборону Москвы», «За отвагу», «За победу над Германией» и др. Работал после войны следователем в МУРе, награжден грамотами и знаками отличия. Ушел в отставку в звании майора.
Часть первая. Ленинград.
Дьяков Дмитрий Иванович до войны работал киномехаником. С Машей (в девичестве Мясова) познакомились в 1936 году в Доме культуры в Хвойной. Она – активная комсомолка, секретарь комсомольской организации текстильной фабрики «Работница», он – киномеханик передвижной бригады, приехал из Питера показывать на селе документальные фильмы о строительстве новой страны Советов. Вместе в клубе работали над стенгазетой. Стоял июнь, ночи светлые. Вечерами они долго ходили по аллее между высокими соснами. Оказалось, он просто бредит кино. Много рассказывал о фильмах, об артистах, показывал сцены из «Веселых ребят», сам мечтал стать актером. Оба много смеялись. Наутро ей надо было возвращаться в Ленинград. Но он обещал, что обязательно найдет. И нашел.
Они поженились спустя год в июле 1937 года. Свадьба была комсомольская, шумная, а осенью Дмитрия призвали в армию. Он стал артиллеристом. Сын Борис родился в июле 1938 года. Отец приехал ненадолго повидаться, а потом снова – на службу. Он заканчивал командирские курсы.
Потом – финская, письма с фронта, в каждом вопрос, как Борька? Как ты? О себе Дмитрий писал неизменно – все отлично, бьем гадов. Потом уж оказалось, был ранен, лежал в госпитале…
Перед началом войны Мария Васильевна работала в артеле «Электро», Борьку пристроила в детский сад. В связи с трудной обстановкой Дмитрий давно не приезжал, отпусков не давали, но писал регулярно. Стояли где-то в районе Пскова.
22 июня 1941 года началась война. Машу и еще несколько комсомольских вожаков вызвали в горком. Второй секретарь был строг и лаконичен. «Товарищи, партии очень нужны надежные люди на самых важных объектах города, в первую очередь там, где касается продовольствия, обеспечения фронта, госпиталей».
Так по комсомольской путевке Дьякова Мария Васильевна пришла на хлебозавод N 7 на углу проспекта Энгельса и Ланского шоссе, и возглавила комсомольскую организацию. Жили они с Борькой недалеко, в городке текстильщиков на Лесной, 59. От мужа писем не было. Где, он, как, жив ли — Маша ничего не знала. Но старалась не терять надежды.
Вскоре встал вопрос об эвакуации из города – враг приближался. Детский сад, в который ходил Борька, вывозили одним из первых. Борька не хотел уезжать, кричал, упирался, убежал от нянечек, спрятался, никто его найти не смог.
Машу распекало начальство, не могли, мол, сына воспитать, как надо. Она старалась держаться спокойно. Найдется. Пусть не едет. Как-нибудь выживем. Уехали без Борьки. Маша не могла покинуть завод, попросила товарищей найти Борьку – нашли в чулане, грязного, замерзшего, перепуганного. Когда парнишку привели к матери, весь дрожал. Ругать его, наказать – рука не поднялась, отмыла, накормила, уложила спать. А спустя сутки новость – эшелон, в котором эвакуировался детский сад, немцы разбомбили полностью, никто не выжил. Маша как узнала, так и села на кушетку без сил, слезы покатились из глаз. Повернулась, Борька спит, как ни в чем ни бывало, сопит во сне, шинелью прикрылся – кто-то из товарищей подкинул, чтоб не мерз. Прижала его спящего к себе и тихо плакала.
Хлебозавод шествовал над детским домом, что располагался неподалеку в бывшем имении графов Ланских. Маша определила Борьку туда – все-таки под присмотром будет, под охраной. В коммуналке, где жили, одного оставлять побоялась. Кольцо блокады сомкнулось, начинался голод, лихих людей появилось немало, мало ли что. А она все время на заводе – здесь и спит, и ест. От мужа прилетело письмецо – старое, еще августовское. Оказалось, попали в окружение, но пробились, вышли к своим, сейчас на переформировании. Жив, был легко ранен, но все зажило. «Ты, меня, Маша, знаешь, на мне, как на собаке».
Как вспоминает отец, в бывшей графской усадьбе ему очень нравилось – парк, пруд. Гонялись с мальчишками без устали, на старой авиационной лыже с горки съезжали наперегонки. А как завоет сирена воздушной тревоги – сразу в укрытие.
На Ланском мосту стояла зенитная батарея, защищали хлебозавод. Слышно было, как ухают зенитки. А потом пронзительный скрежет, так что чуть барабанные перепонки не лопаются – сбили! Сбили! Мальчишки прыгали от радости. На спор по звуку определяли, вот это «Юнкерс» летит, а это мессер. А это наши, наши ястребки! На крышу выскакивали, как бы воспитательницы не ругались, посмотреть на воздушные баталии.
Даже сейчас, когда прошло очень много лет отец, не глядя в телевизор, издалека в кадрах военной хроники только на слух угадать может. Вот это «Юнкерс», а это «мессер», а это наши… И не разу не ошибется. Разве ж забудешь? Разве забудешь размоченный хлебный мякиш, жидкую кащу – нехитрый блокадный рацион детского дома. Отколотый кусочек сахара — самое желанное лакомство, которое приносила мать, прибегая с завода, навестить сыночка.
От Дмитрия Ивановича больше писем не было. Пришло извещение – пропал без вести. А чуть позднее…«22 января 1942 года. Ваш муж Дьяков Дмитрий Иванович, уроженец г. Ленинграда в бою за социалистическую родину, проявив геройство и мужество, был убит германскими фашисткими войсками…Подписи. Военный комиссар. Начальник штаба…»
В те военные годы Маша сыну ничего не сказала. Пусть, думает, отец пропал без вести, надеется. А вдруг, вдруг отшибка?! Узнал он о том, что отец погиб, уже после войны, когда подрос.
Не слушаясь воспитателей, мальчишки бывало, бегали на батарею. Усталые зенитчицы в фуфайках, перепоясанных ремнями, тяжелых кирзовых сапогах делились пайком. Обратно цеплялись за трамвай–подкидыш, чтоб вернуться в детский дом, он ходил по Ланскому шоссе.
Но скоро трамвай исчез – немцы подошли к Поклонной горе, совсем близко. Это был самый тяжелый момент. Все знали, отступать некуда, но о том, чтобы сдаться не могло быть и речи. Все, кто мог держать оружие, встали в строй. Смены на заводе сократили по численности до минимума, один работал за четверых, оставшихся направили на строительство укреплений – готовились к уличным боям. Ни мгновения сна – чудовищные артобстрелы не стихали ни днем, ни ночью. Немцы били прямой наводкой. Налеты авиации ужесточились. Маше выдали винтовку и патроны – вот пригодилось, когда ходила на курсы стрелков, юной комсомолкой. Ни секунды отдыха, расслабленности. То дежурство на крыше, сбрасывали зажигалки, то организаторская работа, а главное – хлеб. Осажденный город должен получать хлеб. Рискуя жизнью, водители полуторок везли муку по ладожскому льду. Город должен получить норму – пусть даже немцы уже будут на пороге.
В короткую минуту передышки – мысли о Борьке. Дети практически дневали и ночевали в убежище. Весь Ланской сад перерыло снарядами, в дом попала бомба, и одно крыло было полностью разрушено. Вскоре пришлось и пострелять. Немцы сбросили десант – но силами охраны завода и рабочих его удалось ликвидировать.
Как-то под утро, вымотавшись, Маша задремала за столом в красном уголке, где располагался штаб МПВО. Вдруг дверь хлопнула, вбежала Тая, подруга еще с довоенных лет. « Маша, отбили! Отбили! – прокричала она, обнимая ее. – Моряков подбросили. Отбили, Маруся! Удержались мы!». И правда, все стихло. Страшная была эта тишина – среди руин.
За участие в обороне города Ленинграда Дьякову Марию Васильевну наградили медалью «За оборону Ленинграда», наградили одной из первых. Победу 9 мая Борька и мама отмечали радостно, в кругу людей, с которыми пережили тяжелые блокадные годы. Обнимались, танцевали под гармошку. Старались скрыть слезы. Но не получалось.
Часть вторая. Москва.
Не могу не рассказать и о военной судьбе второго деда Сальникова Николая Сергеевича.
Родился в городе Москве. Прабабушка Анна Михайловна Сальникова (в девичестве Круглова) отправила на фронт четверых сыновей. Ей повезло, как редко кому в то время – все четверо вернулись с войны живыми. Второй сын Александр служил моряком на Тихоокеанском флоте. Под Ленинградом танкистом воевал Сергей Сальников, горел в танке, был тяжело ранен. Владимир Сальников, самый младший из всех, был призван уже в конце войны, воевал на Балтийском флоте. Когда в честь дня Победы все сыновья съезжались в гости к матери – глаза слепило от наград, сверкавших на пиджаках.
Николай Сергеевич был самым старшим из братьев и самым любимым у матери. В 1939 году он был призван в армию и сразу попал на финскую. Спросили: «На лыжах ходить умеешь?» — «Да, конечно», — ответил. И – вперед. После финской Николая направили в Свердловск – в школу НКВД. Там он и узнал о начале войны.
Курсантов НКВД бросили к Москве вместе с легендарными сибирскими дивизиями, когда немцы уже стояли у ворот города. Семейная легенда говорит о том, как на заснеженном полустанке встретились два брата – Николай и Александр, один ехал с эшелоном в Москву, другой со своим эшелоном – на Восток. Встретились, обнялись, и каждый побежал к своему вагону – такое тоже случалось. Не знали, увидятся ли снова.
Прибыв в Москву, курсанты узнали, что им выпала особая честь – пройти маршем перед Мавзолеем Ленина в честь очередной годовщины Октябрьской революции.
Воспользовавшись передышкой, Николай добыл через политрука пропуск и машину, — просто чудом удалось, — и бросился в Савинскую слободу под Звенигородом, где тогда жила его мать Анна и молодая жена Катя с двумя детьми. По сообщениям, которыми располагали, немцы уже вошли в деревню Дураково – всего в трех километрах от Савинской слободы. Пробившись через все кордоны, Николай успел вывезти семью, когда немецкие танки уже показались у околицы.
Утром 7 ноября 1941 года Сальников Николай Сергеевич в строю курсантов стоял на заснеженной Красной площади и слушал обращение Сталина.
«Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить разбойничьи орды немецких захватчиков. На вас смотрят порабощённые народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас непобедимое знамя великого Ленина!»
Пройдя маршем по Красной площади, курсанты НКВД были отправлены сразу после парада на фронт – в окопы на участок обороны недалеко от разъезда Дубосеково на стыке со знаменитой дивизией генерала Панфилова.
В тот же день они подверглись первым танковым атакам наступающей немецкой группировки. Удар был такой силы, что на некоторых участках оборона была прорвана. Отряд, с котором находился Николай, закрепился в разрушенной деревеньке. Вскоре поняли, что оказались в окружении, отрезанные от своих.
Тяжело раненый в живот полковой комиссар передал Николаю полковое знамя, документы и приказал прорываться к своим. «Меня оставьте здесь! – приказал он. — Все равно не донесете». Решение было тяжелым, но другого выхода никто не видел. Когда бойцы покинули дом, сзади раздался выстрел – комиссар застрелился.
Мороз стоял сильный, снег был глубокий, идти было очень трудно, бойцы выбивались из сил. Но еще тяжелее было перейти дорогу, по которой непрерывным потоком шли танки и техника противника – на Москву.
Дождавшись краткого просвета, все-таки проскочили. Дальше шли по заснеженному полю, и только когда забрезжил рассвет, увидели впереди несколько кавалеристов – наши! Наши! Бойцы замахали руками. Но было странно, что никто не приближался к ним. Только когда дошли сами, узнали, что только что прошли по минному полю – и это было второе чудо! – ни одна мина не взорвалась!
Сальников Николай Сергеевич воевал на Кавказе – против знаменитой немецкой горной дивизии «Эдельвейс». Участвовал в Курской битве, в Корсунь-Шевченковской операции. С Четвертым Украинским фронтом маршала Толбухина он прошел Румынию, Венгрию, Австрию.
Командир взвода разведчиков в феврале 1945 года он стал участником легендарной операции по захвату «языка», которая раскрыла планы немцев по деблокированию окруженной в Будапеште группировки, и позволила нанести сокрушительное поражение самой знаменитой танковой дивизии фюрера «Лейбштандарт Адольф Гитлер». После этого поражения дивизия практически прекратила свое существование. За эту операцию Николай Сергеевич был награжден орденом Славы.
Войну Николай закончил в Праге, 9 мая 1945 года. Вернувшись с фронта, был направлен на работу следователем в МУР. Почти двадцать лет стоял на страже закона и ушел в отставку в звании майора»
Дьякова Мария Васильевна. Дьяков Дмитрий Иванович.
Сальников Николай Сергеевич