Вышел в свет третий номер журнала «Тайны и преступления» за 2016 год. В журнале опубликована статья Виктории Дьяковой  «Мой идеал — Архимед».  Публикация посвящена 125 летию со дня рождения композитора Сергея Прокофьева

Вышел в свет третий номер журнала «Тайны и преступления» за 2016 год. В журнале опубликована статья Виктории Дьяковой  «Мой идеал — Архимед».  Публикация посвящена 125 летию со дня рождения композитора Сергея Прокофьева

      Сергея Прокофьева с детства считали гением. «Музыка Прокофьева была очень необычной, — отмечал великий пианист Святослав Рихтер. -. И если Стравинский разговаривал с богами, то Прокофьев – с дьяволами. Этот человек видел мир иначе. Ему открывались самые темные бездны реальности».

     Сергей Сергеевич Прокофьев родился 23 апреля 1891 года в имении Сонцовка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. В возрасте десяти лет Прокофьев вместе с родителями посетил Москву, где впервые оказался в опере. Давали «Фауста». Спектакль произвел на него такое сильное впечатление, что вернувшись в Солнцовку, он заявил родителям: «Я буду сочинять музыку».

Для занятий с подростком пригласили преподавателя – им оказался Рейнгольд Морицевич Глиэр, преподававший в Московской музыкальной школе Гнесиных. Глиэр подготовил юного Сережу к поступлению в Петербургскую консерваторию. В 13 лет он оказался самым юным «студентом» учебного заведения. Прокофьев обучался сразу по двум специальностям – как композитор и как пианист.  В 1911 году известный издатель Б. П. Юргенсон согласился издать его партитуры. Как композитор Прокофьев закончил консерваторию в 1904 году, как пианист – а 1914, и еще вплоть до 1917 года продолжал занятия по классу органа. По классу фортепиано он был отмечен золотой медалью и премией имени А. Рубинсштейна.

События 1917 года Прокофьев воспринял равнодушно. Политикой он не интересовался.  « Ходили с мамой смотреть революционный Петроград, — записал Прокофьев. – Я разочарован и раздражен. На улицах царит праздношатание. Закрылся дома. Мой идеал – это Архимед, — продолжал он. — При падении Сиракуз он попросил солдата отойти и не загораживать ему солнце. Что бы ни происходило – надо работать. Закончил Третью сонату, набросал несколько пьес для двадцать второго опуса, стал продолжать скрипичный концерт».

В конце 1917 года ясно созрело желание покинуть страну и попробовать себя заграницей. Американской визы пришлось дожидаться два месяца, так что в Нью-Йорке Прокофьев и его мать оказались только в середине августа.

Здесь Прокофьев снова почувствовал себя в комфортной среде. Он снимает квартиру, много работает, выступает с концертами. Как-то сразу приходит успех, а вместе с ним — материальное благополучие, внимание женщин.

Лина Кодина, начинающая певица, испанка по происхождению, впервые увидела Прокофьева, когда он играл Первый концерт для фортепьяно с оркестром в Карнеги Холл. Лина выросла в музыкальной семье, ее родители были оперными певцами, она не пропускала ни одной богемной вечеринки, ходила на все модные концерты и спектакли. О Прокофьеве она слышала, что он – феноменальный виртуоз, и он заинтересовал ее.

10 декабря 1918 года Лина присутствовала на концерте в Нью- Йорке. «Я была ошеломлена, — вспоминала Лина Ивановна позднее. – Хлопала, как сумасшедшая. Помню, я подумала: «Если бы такой человек мог полюбить меня…» Эта мысль поразила меня».

В самый разгар романа с Линой, Прокофьев начинает работу над оперой «Огненный ангел» по произведению Валерия Брюсова. «Перечитываю снова и снова, — отмечает композитор в дневнике. – Опера может выйти увлекательной. Надо вести весь драматизм и ужас, но не показать ни одного черта, иначе все рухнет, останется только бутафория. Мне кажется, я понимаю Брюсова. Он спрашивает, что такое любовь? Это обман, иллюзия, или возможность прорваться в иные миры?»

Осенью 1923 года Лина и Сергей Сергеевич заключили брак, а 24 февраля 1924 года  родился первенец Святослав. Лина Ивановна так описывала их сосуществование в те годы «Жизнь с Прокофьевым была очень насыщенной. Он любил духи, яркую одежду, любил путешествовать, водить машину. Обожал все технические новинки, меховые игрушки, бриджи и шахматы. Он считал, что мелодии приходят к нему свыше, и терпеливо ждал их. И они всегда приходили. Так, первые такты апофеоза для балета «Блудный сын», заказанного Дягилевым, он увидел во сне. Проснулся и записал их».

С Дягилевым Прокофьев связывает большие надежды. Однако в 1928 году между ними наступает охлаждение Дягилев ценил талант Прокофьева, но отдавал предпочтение Стравинскому, они были конкурентами. К обидам на Дягилева добавилась настоящая трагедия. В пригороде Парижа, где Прокофьев снимал дом, умерла мать композитора. «Болезнь Марии Григорьевны неожиданно обострилась, — вспоминала Лина Ивановна. – Она слегла. Мы по очереди ухаживали за ней. Сережа очень тяжело переносил эту утрату».

Прокофьев жаждет перемен. «Почему я здесь, почему не в России, где я по-настоящему нужен?» — спрашивает он сам себя в дневнике. Лина Ивановна горячо поддерживает его намерение уехать – в советском посольстве ей ясно обещали сольную карьеру в Москве.

«Весной 1936 года мы всей семьей окончательно перебрались в Москву, — вспоминала Лина Ивановна. – Нам дали квартиру на улице Чкалова, в доме, где жили многие видные ученые, музыканты, писатели». В Москве Прокофьевы сразу оказались в центре внимания, к ним относились с любопытством. Лина Ивановна окунулась в водоворот светской жизни, Сергей Сергеевич с удовольствием углубился в работу. «Больше не надо менять квартир, — пишет он, — никаких хлопот по хозяйству. Наслаждаюсь». Вскоре Прокофьеву дают большой заказ – музыка к балету «Ромео и Джульетта».

В этот период Прокофьев знакомится с Мирой Мендельсон.  Мира Мендельсон была дочерью профессора политэкономии и училась в Литературном институте. Летом 1938 года она вместе с родителями приехала на отдых в Кисловодск, где в это время отдыхал Прокофьев. Они вместе гуляли, беседовали.

А через год Прокофьев уже сам написал Мире письмо с приглашением приехать в дом отдыха. « Не танцевал, — пишет он.- Ругаю вас. Даже небо с тоски сегодня заплакало. Бон вояж!» Мира приехала. С мамой и папой. «Прокофьев шел нам навстречу в белом костюме. Я побежала ему навстречу, мы взялись за руки и быстро пошли, — вспоминала Мира Александровна. – В это лето мы не расставались. Утром гуляем, днем Прокофьев работает, а я свернувшись калачиком на кровати читаю, мечтаю».

Отношения развивались быстро, Прокофьев встал перед серьезным выбором. «Зима 1940 года, — пишет Мира. – Не имея возможности быть со мной на Новый год и мучаясь из-за двусмысленности, Сергей Сергеевич принял приглашение выступать 1 января в Ленинграде и новогоднюю ночь провел в поезде. На концерте он в первый раз играл Шестую сонату. Конечно, Сергею Сергеевичу как человеку порядочному, было трудно решиться на то, чтобы уйти от детей, и от Лины Ивановны, хотя он не раз говорил мне, что его личная жизнь уже давно – пустыня».

Наконец,  композитор решился объясниться с семьей.  Святослав вспоминал: «Когда он собрался уходить, у него был только маленький чемоданчик. Он пошел попрощаться с мамой в спальню, и я подглядел – он стоял на коленях у изголовья кровати, голова его лежала на ее подушке. Он молчал. Мама плакала. Я пошел проводить его. Он поцеловал меня и сказал: «Когда-нибудь ты меня поймешь».

В музыкальных кругах существовала устойчивая версия, что Мира Александровна была подослана к композитору органами НКВД. Власти было необходимо разлучить его с Линой, так как та подпадала под категорию «неблагонадежных», а самого композитора нужно было сделать беззащитным, уязвимым. Его хотели лишить опоры перед теми бурями, которые вот-вот должны были на него обрушиться. Меч римлянина уже был занесен над головой Архимеда, хотя ему и позволили решить задачу.

1948 год прошел красной чертой, словно отсекая прошлое от настоящего. Прокофьев окончательно расстался с Лииой – больше они не виделись. Мало общался с сыновьями. В начале 1948 года Лина Ивановна была арестована, осуждена по 58 статье за шпионаж и направлена в лагерь усиленного режима. А в феврале 1948 года грянуло Постановление о борьбе с формализмом, в котором Прокофьев и Шостакович были объявлены «вредителями в искусстве». Меч римского легионера ударил.

Прокофьев был ошеломлен, растерян. Его проклинали повсюду – в Союзе композиторов, в советской прессе. Произведения запретили исполнять, спектакли сняли. Прокофьев не выдержал – он заболел. Ходили слухи, что все было подстроено, — вспоминал Святослав Прокофьев. – Чтобы он не мог работать, чтобы сдался. Врачи очень жестко взяли его в руки, только несколько часов занятий в день, а иногда целыми днями не допускали до рояля. И Мира Александровна была с ними заодно. Она не поощряла его к творчеству».

Сергей Прокофьев умер 5 марта 1953 года – в день смерти Сталина. А 1 марта в Большом театре после долгих хлопот наконец-то начались репетиции по постановке его балета «Каменный цветок»

Лина Ивановна Кодина – Прокофьева провела в лагере восемь лет, была освобождена и полностью реабилитирована. Не желая оставаться в Москве, она уехала в Париж. Жила долго и благополучно. Возраст не замечала. Меняла наряды и ходила на каблуках. Путешествия, встречи с друзьями, работа с прокофьевским архивом – все это составляло содержание ее жизни. «Мой муж научил меня смотреть вверх, — написала она в воспоминаниях. – Он говорил, человек не погибнет, если все время будет тянуться к солнцу. Мой муж был обыкновенный гений, и я жила в волшебном мире. Однажды он придумал новую сказку, вот и все. Зачем он ее придумал?»

Сергей Прокофьев в молодые годы

Сергей Прокофьев и Лииа Кодина в Париже

Сергей Прокофьев и Мира Мендельсон. Москва 1948 год

Сергей Прокофьев. Сцена из балета «Ромео и Джульетта»

div#stuning-header .dfd-stuning-header-bg-container {background-image: url(https://www.marenn.ru/wp-content/uploads/2018/10/knigi_millionerov-dark-2-1-e1539862714192.jpg);background-color: transparent;background-size: cover;background-position: center bottom;background-attachment: initial;background-repeat: initial;}#stuning-header div.page-title-inner {min-height: 220px;}