В мартовском номере журнала «Темные аллеи» Виктория Дьякова разместила статью, посвященную подвигу артистов легендарного театра во время блокады.
Объявление о начале войны 22 июня 1941 года в одночасье перевернуло жизнь всего города, как и всей страны. Была объявлена всеобщая мобилизация, город перешел на военное положение. Тысячи людей записывались в ополчение. Не остались в стороне и артисты Мариинки.
Уже в первые дни войны десятки сотрудников театра были призваны в ряды Красной армии. Некоторые артисты, отказавшись от положенной им брони, отправились на фронт добровольцами.
Артисты формируют актерские бригады, которые выступают на мобилизационных пунктах. Отправляются рыть окопы и противотанковые рвы под Лугой, Гатчиной, Стрельной.
«Информация о положении на фронтах была противоречивая, неясная, — вспоминала балерина Наталья Сахновская. – Все были уверены, что война закончится через несколько месяцев, и в августе даже объявили об открытии сезона. Была выпущена афиша. Все встрепенулись, вздохнули с облегчением. Намечался сбор труппы. А потом – как холодный душ, — приказ правительства об эвакуации театра вместе с семьями в город Молотов (Пермь)».
На сборы отводилось три дня. Театр со всеми работниками, членами семей, оборудованием и декорациями занял 83 теплушки и 3 классных вагона. 13 сентября эвакуированные ленинградцы открыли сезон не на родной сцене, как планировали, а на сцене Молотовского Областного театра оперы и балета.
Сцена эта была намного меньше кировской, поэтому спектакли пришлось перерабатывать. Репетиционный зал пермского театра не вмещал и половины мариинского кордебалета, так что все репетиции проводились на сцене.
По воспоминаниям балерины Татьяны Вечесловой «первый спектакль на открытии театра – «Иван Сусанин» — прошел тихо, без успеха, при непривычно жидких аплодисментах. Ни великолепное звучание оркестра под управлением Ария Лазовского, ни замечательные молодые голоса Ольги Кашеваровой, Георгия Нэлеппа, Ивана Яшугина не растопили льда в зрительном зале. Тоже произошло и с балетом. Примы плакали от отчаяния. Казалось, театром никто не интересуется. Мы никому нужны».
Артисты завидовали тем, кто остался в Ленинграде, несмотря на то, что положение города с каждым днем становилось все трагичнее. Действительно, как показывает выставка «Театр в годы войны», организованная в стенах Мариинки в честь 75 летия Великой Победы, небольшая группа артистов все-таки осталась в городе и продолжала выступать.
В частности знаменитая балерина Ольга Генриховна Иордан. Она осталась в Ленинграде из-за больной матери и продолжала выступать в легкой пачке в нетопленном зале театра, падая от слабости за кулисами. «Страшный, суровый урок на всю жизнь дала мне война, — записала Ольга Генриховна в дневнике. – Но она научила меня ценить и сознательно любить нашу великую Родину, ее людей, ее искусство. До глубины души трогает, что в такое тяжелое время люди приходят в театр. Цветов уже нет, но те же аплодисменты, и те же крики «Браво!», хотя, куда слабее. И хочется выходить снова и снова для этих героических людей и дарить им свой танец. Вчера после спектакля ко мне подошли две девочки, прозрачные от голода, и попросили автограф. Потом я узнала, что сразу после выступления, одна из них потеряла сознание, и ее пришлось отправить в больницу. Я заплакала. А сколько людей подходят в бомбоубежище, узнают и тоже просят автограф. Просто невероятно, что в такое тяжелое время люди не забывают об искусстве».
Бомбежки, обстрелы становились все яростнее, все чаще. Весь город превращался в город-фронт. «Наша линия обороны проходит по Крюкову каналу и Театральной площади, — записала Ольга Иордан в дневнике, — наш долг – поддержать моральный дух воинов и жителей города, и мы очень стараемся для этого».
Однажды в соседнее с театром здание упала бомба. Все артисты срочно отправились помогать выносить раненых. «Мы дежурили на крыше театра, помогали зенитчикам, — писала Ольга Генриховна, — а если в нашем районе падала бомба, в наши обязанности входило предоставить помещение для оказания помощи, и помочь эвакуировать раненых. Я помню, что когда в фойе внесли первую жертву – ребенка, девочку с короткими косичками и голубым бантом, забрызганным кровью, я бросилась к ней, схватила ее, уложила на диван, прикрыла своим пальто, а затем не помня себя, бросилась к горящему дому. И дальше вместе со всеми выносила раненных, накладывала повязки, успокаивала плачущих малышей и даже не замечала, что близко рвутся снаряды, и что платье мое все стало липким от крови».
Жизнь в городе становилась все тяжелее. Норма выдачи с 20 ноября по 25 декабря 1941 года составляла рабочим – 250 граммов, служащим и членам их семей – 125 граммов. Артисты и сотрудники театра относились ко второй категории. В небольшой группе артистов Кировского, оставшихся в городе, почти каждый день теряли коллег. Некоторые умирали на сцене прямо во время репетиции.
Вместе с больной матерью Ольга Иордан фактически переселилась в театр. Страшной зимой 1941-1942 года она выходила на сцену фактически в дистрофическом состоянии. В свободные от репетиций часы Ольга Генриховна вместе с коллегами обходила окрестные улицы и собирала истощенных детей, которые уже не могли двигаться и замерзали, чтобы отправить их в больницу. Она помогала эвакуировать детские дома.
Отощавшие, синие от холода и голода балерины поддевали перед выступлением теплые рейтузы под трико – так было теплее, и ноги казались полнее. Здание театра не отапливалось, на сцене было холодно. Чтобы согреться за кулисами артисты сидели в тулупах поверх балетных пачек и фраков. Очень трудно приходилось танцовщицам – ноги распухали от голода, балетные туфли не лезли, ноги приходилось стягивать так, что они сильно болели, а еще нужно было прыгать и делать грациозные па.
Дистрофия изматывала артистов, каждое движение требовало усилий. «Такие же люди-тени смотрели на нас из зала, — вспоминала Ольга Генриховна. – Зрители сидели в верхней одежде, аплодисменты были очень тихие – не было сил. Вместо цветов на сцену бросали перевязанные ветки хвои. Однажды мне принесли корзину, составленную из зеленых веточек ели и сосны. Она оказалась невероятно тяжелой. Мы не могли понять, почему так. Потом обнаружилось, что под ветками лежат картофель, брюква, морковь и даже головка капусты. Так жители города решили подкормить нас. Ведь если бы театральная жизнь в городе умерла, умер бы весь город»
В декабре 1941 года отключили электричество. Спектакли сократились до одного в неделю, когда свет давали военные. И в зале практически не было свободного места. Несмотря на голод, на все трудности, ленинградцы стремились в театр.
В оставшиеся дни актеры ездили с концертами в Красную армию. Выступления проходили на Ладоге, в прифронтовой полосе, под обстрелом противника. Январь и февраль 1942 года – стали месяцами массовой смертности в Ленинграде. В самый страшный период блокады жизнь в городе практически замерла, и только театры еще работали – Кировский, Музкомедия, Филармония. И в них по-прежнему были зрители.
Блокадная жизнь сближала людей. Так во фронтовой концертной бригаде Ольга Генриховна ближе познакомилась с солистом оперной труппы Иваном Алексеевичем Нечаевым, с которым прежде и встречалась-то редко в театре. Вместе было легче переживать трудности, да и жили общим творческим делом. Это содружество переросло в крепкий семейный союз. После окончания войны Ольга Генриховна и Иван Алексеевич поженились.
Второй звездой Мариинки, пережившей блокаду в городе и выступавшей под обстрелами, была Наталья Павловна Сахновская. Ученица Агриппины Яковлевны Вагановой, блистательная Китри из Дон Кихота, она вспоминала о тех годах так: «Мне приходилось надевать на руки перчатки, чтобы своей худобой не пугать зрителей. Иногда было несколько выступлений в день и в разных местах. Танцовщики
не успевали разогреться, это было очень трудно. Ноги отекали, на коленях лопались сосуды. В один из таких дней бригада артистов, в которой я участвовала, дала четыре концерта в госпиталях для тяжелораненых, а после поехала на передовую за село Рыбацкое. У заставы патруль остановил машину, чтобы проверить документы у шофера и сопровождающего офицера. Молоденький солдатик, узнав, что едут артисты, с любопытством заглянул в кузов; «Концерт давать будете? – спросил с любопытством.– А из каких сил?» — он явно имел в виду артистов. «Из последних», — ответили из кузова. И это была правда. Во всех смыслах».
Анна Нетребко в роли Елизаветы Валуа в опере Джузеппе Верди «Дон Карлос» выступает в честь юбилея театра.